Стрельников, николай михайлович

«Да» или «нет»

– В какой храм вы ходите? – спрашиваю я у Бориса Николаевича.

– На Волковом кладбище, – рассеянно отвечает он.

– Отец вам снится?

– Да. Но с людьми, которые снятся, мы не разговариваем словами, а обмениваемся мыслями. Вы не замечали?

– Нет, мне редко что-то снится.

– А вот когда приснится, обратите внимание, вспомните меня. Отец обращается ко мне без слов

– Что он пытается вам сказать?

– Не знаю, никогда об это не думал. Не знаю и того, одобряет или нет то, что я делаю, – всё это без объяснений, просто «да» или «нет». Перед смертью он подозвал меня к себе, это был наш последний разговор

«Я умираю, – начал он, – и я должен тебе сказать…» После этого он говорил мне что-то очень значительное, важное, но я впал в такое состояние, это было такое горе, что я ничего не понимал, и не мог потом вспомнить ни слова. Когда сказал об этом маме, о том, что чувствую себя виноватым и не могу понять, как это произошло, она нашла очень простые слова, чтобы меня утешить: «Ты и без этих слов всё понял

Вы были так близки с отцом, что ты всё понял».

Владимир ГРИГОРЯН

назад

вперед

«Я хотел бы стать священником»

Композитор Николай Стрельников

– Мой отец, – продолжает Борис Николаевич, – ещё в юности начал писать музыку, но дед пожелал, чтобы он закончил Императорское училище правоведения.

Правда, это было самое музыкальное учебное заведение столицы, не считая консерватории. Училище в своё время закончили Пётр Ильич Чайковский и Александр Серов. Отец вышел из него с золотой медалью. Во время выпуска, как лучший ученик, он был представлен Императору Николаю Александровичу. Эту историю поведал мне соученик отца – член-корреспондент Академии наук Михаил Васильевич Доброклонский. Так вот, Царь спросил, где молодой Мензенкампф намерен служить. Последовал неожиданный ответ:

– Я хотел бы стать священником.

– Стране нужны талантливые, честные и умные юристы, – возразил Государь. – Обещайте мне, что вы будете таким.

– Обещаю! – сказал отец.

После этого он много лет защищал людей, получивших производственную травму, это называлось тогда «увечным правом», служил секретарём гражданского департамента Судебной палаты, дружил с легендарным нашим правоведом профессором Анатолием Фёдоровичем Кони. Как юрист он вполне состоялся, но одновременно продолжал заниматься музыкой, даже закончил консерваторию. Этим его музыкальное образование не ограничилось. Среди учителей отца были Сергей Рахманинов, приходившийся троюродным братом моему деду, и генерал Цезарь Кюи. Цезарь Антонович считался одним из лучших наших знатоков турецких крепостей, во время русско-турецкой войны строил наши укрепления близ Константинополя, но вместе с тем оставил после себя массу музыкальных произведений. На подаренной отцу фотографии генерал написал: «Милый Николай Михайлович, оберегайте ваше несомненное дарование и ваш врождённый вкус от модернистических излишеств. Таков завет вашего старого друга и товарища по искусству Цезаря Кюи».

Это напутствие было, судя по всему, воспринято весьма серьёзно. В послереволюционное время отцу немало перепало за нежелание следовать каким-то авангардистским, революционным веяниям в музыке. Вместе с Дунаевским они стали основателями советской оперетты, но при этом между ними было мало сходства.

Отец стремился к мелодичности. Не знаю, писал ли он в советское время церковную музыку, но сохранившаяся у меня тетрадь с его православными песнопениями датирована 1925 годом. Вот несколько названий оттуда: «Слава единородный Сыне», «Поклонимся», «Трисвятое», «Прокимен Воскресения», «Херувимская».

Организатор, лектор, музыковед

В сферу его трудов входили также выступления в качестве лектора. В своей автобиографии он записал:

«Моя лекторская работа охватила за эти годы различные клубы разных предприятий города и за его пределами, военные и морские части и просветительные учреждения Наркомпроса.

Если принять во внимание огромное количество концертов и оперных спектаклей, дававшихся в дневное и вечернее время Концертным подотделом Музыкального Отдела за эти годы, можно сказать, что мой лекторский стаж за этот период времени достиг 1000 выступлений». Выступления Стрельникова были интересными по содержанию и блестящими по форме

Тексты некоторых из них сохранились в его архиве. Можно соглашаться не со всеми высказываниями автора, но чтение их чрезвычайно увлекательно. В них заключена его живая творческая мысль, передающая эмоциональный накал произведения через яркие метафоры, точные определения и динамичное изложение. Так, в лекции, посвященной П. И. Чайковскому, есть следующие строки:

Выступления Стрельникова были интересными по содержанию и блестящими по форме. Тексты некоторых из них сохранились в его архиве. Можно соглашаться не со всеми высказываниями автора, но чтение их чрезвычайно увлекательно. В них заключена его живая творческая мысль, передающая эмоциональный накал произведения через яркие метафоры, точные определения и динамичное изложение. Так, в лекции, посвященной П. И. Чайковскому, есть следующие строки:

«Трагедией рока была его жизнь, трагедией рока запечатлены его наизначительнейшие произведения: три последние симфонии, «Пиковая дама», «Ромео», «Франческа»… И когда мы слушаем неистовство и исступление I части Патетической симфонии, прерываемые истомой плохо сдерживаемого любовного экстаза и заупокойным пением православного ритуала, это должно нам казаться определенно так. И больше того: когда чрез житейское, слишком житейское «горнило» второй части и чрез праздноболтающую толщу скерцо, откуда чудесно и внезапно, как блестящий феникс из серого пепла, рождается призывный марш, мы подходим к щемящему, безысходно скорбному финалу симфонии, мы донельзя конкретно, в минуты слушательского озарения, ощущаем жуть присутствия страшной, неизбежной силы бесповоротного конца, рока, тогда, в эти минуты сомнения должны покинуть нас. Ибо финал Патетической, как финал «Хованщины»: обреченное предание себя смерти, предание себя смерти ритуальное, сектантское, не всегда покорное, но безропотное. Там самосожжение, здесь – самоистаяние, исчезновение…».

Не менее ярко и выразительно написаны монографии Стрельникова, посвященные А. Н. Серову, Л. В. Бетховену, М. И. Глинке .

Предлагая, например, «опыт характеристики» Бетховена, он оценивает симфонии композитора в неразрывной связи с другими мировыми шедеврами, созданными в разных жанрах, но являющимися величайшими явлениями «непреходящей общечеловеческой ценности».

«Его симфонии для нас прежде всего создание титанической мысли и апофеоз духа, торжествующего победу над материей, как торжество духа и гомерические эпопеи, и миланская “Вечеря”, и ватиканский “Суд”, и несчастный Лир с развевающимися по ветру сединами».

принял участие в организации театрального журнала «Искусство и Жизнь

Статьи для этого журнала писали столь значимые в истории музыкальной критики фигуры, как Вячеслав Гаврилович Каратыгин (1875–1925) и Борис Владимирович Асафьев (1884–1949). В архиве Стрельникова сохранилось адресованное ему письмо Асафьева, который также служил в музыкальном отделе Наркомпроса. В письме Асафьев сообщает о своей работе над статьей, судя по всему, предназначавшейся для публикации в журнале.

романсы

поэтический текст дуэта графини и маркиза

Кроме организаторской, лекторской и редакторской работы, которой занимался Стрельников в 1919 – 1921 гг., была еще и педагогическая и общественная. Николай Михайлович преподавал музыку в Хореографическом училище, а также в районных музыкальных школах и техникумах. Также он выполнял функцию секретаря и казначея Петроградского Скрябинского общества.

Литература

• Брянцев А. Композитор пришел в театр. «Советская музыка», 1965, № 2, с. 20.
• Янковский М. О. Советский театр оперетты. Очерк истории. Л.—М., Искусство, 1962.

Композиторы оперетт
Французская оперетта	Жак Оффенбах •Флоримон Эрве •Шарль Лекок •Робер Планкетт
Ранняя венская оперетта	Иоганн Штраус •Франц фон Зуппе •Карл Миллёкер •Карл Целлер •Карл Цирер •Иван Зайц
Поздняя венская оперетта	Франц Легар •Имре Кальман •Оскар Штраус •Лео Фалль •Эдуард Кюннеке •Пал Абрахам •Пауль Линке
Национальная оперетта	Йенё Хуска •Оскар Недбал •Семён Гулак-Артемовский •Тигран Чухаджян •Узеир Гаджибеков •Виктор Долидзе •
Мюзикл	Рудольф Фримль •Джером Керн •Ричард Роджерс •Кол Портер •Эндрю Ллойд Уэббер
Довоенная советская оперетта	Николай Стрельников •Исаак Дунаевский •Борис Александров
Послевоенная советская оперетта	Матвей Блантер •Семён Заславский •Дмитрий Кабалевский •Константин Листов  • Юрий Милютин •Вано Мурадели •Анатолий Новиков •Андрей Петров •Василий Соловьев-Седой  •Оскар Фельцман •Тихон Хренников •Андрей Эшпай

Училище правоведения

Виктор Викторович Абаза

Владимир Васильевич

Такое количество выпускников, профессионально занимавшихся музыкой и музыкально-общественной деятельностью, не было случайным. Музыке в Училище придавалось огромное значение. Яркие воспоминания об этом оставил В. В. Стасов. Будущие правоведы овладевали искусством игры на музыкальных инструментах, посещали театры и концерты. «Наполненное музыкальными звуками от одного конца до другого» Училище правоведения давало такой мощный импульс, что и после его окончания музыка сопровождала человека на протяжении всей жизни, а подчас становилась основной профессией. Это случилось и со Стрельниковым.

Облака

– Я смотрел на облака, которые проплывали над Ленинградом, – вспоминал Борис Николаевич. – Их освещало солнце, они плыли медленно, равнодушно, глядя на то, что делается у людей, – им было всё равно, сыты они или голодны.

У нас был знакомый ортопед, делавший сапоги для папы – у отца были больные ноги. Это был знаменитейший специалист в городе, очень состоятельный человек. Как-то они с женой пришли к нам в гости. Мама угостила их двумя маленькими, с мизинчик, кусочками хлеба, она всех угощала. Они были очень благодарны, даже заплакали, сказав: «Вы можете угощать, а мы нет, один кусочек делим на четверых». Но мама не могла понять, почему они голодают: у этих людей было множество золотых вещей, которые можно было выменять на продукты, и не голодать. Но они всё откладывали их продажу. Жена ортопеда говорила о каких-то подводах и составах, которые вот-вот прибудут в город, сразу после Нового года, и на золотые часы можно будет выменять мешок муки, на цепочку ещё что-то. Они не выжили. Вся семья умерла, ожидая, что вещи можно будет продать дороже.

Нашу семью спасло то, что в воинских частях, где я читал лекции и готовил концерты, меня часто чем-то угощали, встречали меня очень горячо. Недалеко от Староневского проспекта была воинская часть противохимической обороны, где завклубом был мой друг – старший лейтенант Кевасанидзе. С этой частью, где и офицеры, и красноармейцы относились ко мне особенно хорошо, связано несколько историй.

Одна такая. В Луге, куда мы выезжали на лето, в меня влюбилась соседская девушка, полная такая, ужасно себя вела. Проходя мимо нашего дома с другими людьми, она противоестественно хохотала, кричала что-то, и надо мной все смеялись, шутили: «Опять твоя Тамара идёт». Когда началась война, семья этой девушки переехала в Ленинград, заняв одну из опустевших квартир, и однажды Тамара пришла ко мне в гости. Выпили вместе чаю, мама угостила девушку кусочком хлеба. А я как раз пришёл из булочной, положив карточки на полку. После ухода Тамары спохватились – карточек нет. Отправляюсь к ней, звоню. Никто не открывает. Толкаю дверь, она оказалась не заперта. На кухне вижу ноги в ботинках, кто-то лежит. Оказалось, отец Тамары. Он умер, но это скрыли, чтобы получать за него карточки. Я понял, что говорить с ней о чём-либо бесполезно, развернулся и ушёл. Связавшись с Кевасанидзе, рассказал о своей беде. Он набрал каких-то корочек, уж не знаю, где и как, и это нашу семью в тот момент спасло.

Как-то раз выхожу из части, часовой-красноармеец останавливает, суёт хлеб. Отвечаю: «Не надо, меня покормили и с собой дали». «Отдайте кому-нибудь», – просит солдат. Прошёл сто или двести метров, вижу: мальчонка. Останавливаю, он испуганно смотрит. Протягиваю хлеб, он боязливо что-то пытается произнести: «А-а-а». Сую в карманы, предлагаю бежать домой, угостить родных, а он только: «А-а-а, пасиб», не может выговорить «спасибо». И как-то так повелось с тех пор, что рядовые подбегали, совали хлеб, а я потом на улице его отдавал людям. Потому что он был предназначен не для меня.

Одно дело, мне друг отдавал – друг есть друг. А здесь незнакомые бойцы.

Им нельзя было выходить за ворота части, покидали её, только когда выезжали на фронт. Но они знали, что происходит в городе. Иной спросит: «Разрешите, принесу. Подкопилось». И протягивает пять-шесть сухариков. Вы не представляете, как это трогало. Я думаю, что у них, в тех городах и деревнях, откуда они прибыли, тоже были хорошие родители.

Николай Михайлович Стрельников

Фамилия, под которой известен композитор ныне – это девичья фамилия его матери, а от рождения он именовался иначе: Николай Михайлович Мезенкампф. Он происходил из дворянского рода, восходящего к капитану шведской армии Юстусу фон Мезенкампфу, попавшему в плен в 1701 г. и поступившему на службу к Петру I. Николай уже в детские годы приобщился к музыке благодаря матери – прекрасной пианистке, ученице Антона Григорьевича Рубинштейна, но о карьере музыканта Николай поначалу не помышлял. Близким другом отца – председателя суда Петергофского уезда – был священник Иоанн Ильич Сергиев (Иоанн Кронштадтский, впоследствии канонизированный). Вероятно, под его влиянием Николай возымел желание стать священником, но по настоянию отца поступил в Императорское училище правоведения – то самое, выпускниками которого были Петр Ильич Чайковский, Александр Николаевич Серов.

Сочинять музыку Николай Михайлович начал в юности, однако это не мешало ему прекрасно учиться. Он окончил училище с золотой медалью и в числе лучших выпускников был представлен императору. Николай II спросил, где он хотел бы служить, и выпускник рассказал о своем желании стать священником. Но император ответил, что стране нужны талантливые и честные юристы. Молодой человек пообещал стать таким – и обещание сдержал. Он занимался «увечным правом», то есть защищал интересы людей, получивших производственные травмы. Его другом был знаменитый правовед Анатолий Фёдорович Кони. По рекомендации училища правоведения Мезенкампф стал репетитором Гавриила Константиновича Романова – члена императорской фамилии (сына Константина Романова – того самого К.Р., на чьи стихи писал романсы Чайковский).

Столь успешная карьера не отвратила Мезенкампфа от занятий музыкой. Он брал уроки фортепианной игры у Анны Николаевны Есиповой, а композиции обучался у Сергея Васильевича Рахманинова, приходившегося ему дальним родственником (композитор был троюродным братом его отца), а также у Цезаря Антоновича Кюи. Последний подарил ему свою фотографию, в дарственной надписи наказывая оберегать «дарование и врожденный вкус от модернистских излишеств» (этому напутствию композитор следовал всю жизнь).

В 1911 г. Мезенкампф поступил в консерваторию, где обучался у Анатолия Константиновича Лядова, но службу не бросал. В 1915 г. он стал секретарем Судебной палаты, удостоился ордена св. Станислава. Во время Первой мировой войны он сменил отцовскую фамилию, звучавшую по-немецки, на фамилию матери – Стрельников.

Служебные успехи и близость к императорской семье не мешали общению с большевиками. Революционные идеи Стрельников считал справедливыми, поэтому он принял революцию, а карьера его в советское время тоже оказалась успешной. Он возглавлял информационно-правовой отдел Наркомпросса, музыкальный отдел газеты «Жизнь искусства», а также музыкальную часть Театра политотдела. Он организовывал концерты в рабочих клубах, в армии, на флоте, в начале 1920-х гг. написал книги о Людвиге ван Бетховене, Александре Николаевиче Серове и Михаиле Ивановиче Глинке, создавал музыку к спектаклям Ленинградского ТЮЗа, который возглавлял с 1922 г.

Первое соприкосновение с жанром оперетты произошло в 1925 г. – Малый оперный театр заказал ему вставные номера для оперетты Франца Легара. Жанр оперетты заинтересовал композитора, и два года спустя он завершил первую собственную оперетту – «Черный амулет». Через год появляется «Королева ошиблась», в 1929 г. – «Луна-парк», а также лучшая из оперетт Стрельникова – «Холопка», в последующие годы – «Чайхана в горах», «Беранже» («Сердце поэта»). Но композитор писал не только оперетты, создавал он и оперы. Его первым опытом в этом жанре стал «Беглец» по повести Льва Николаевича Толстого «За что?» Это произведение, поставленное в 1933 г., критики заклеймили как «слишком буржуазное». Проявил он себя и в области киномузыки, создав музыку к фильмам «Леночка и виноград», «Чудесный корабль», «Путешествие в Арзрум».

В 1935 г. Стрельников был арестован. Кто написал донос, доподлинно неизвестно, но сын Николая Михайловича подозревал, что это сделал некий композитор, завидовавший успеху оперетт Стрельникова. Николаю Михайловичу повезло: Юрий Александровчи Шапорин заступился за него перед Сталиным, и Стрельников был освобожден через две недели поле ареста.

Не всем творениям Стрельникова суждено было увидеть свет рампы. Не были поставлены оперетта «Настоящая любовь» и опера «Граф Нулин». В 1939 г. композитор ушел из жизни, его последним сочинением стала оперетта «Президенты и бананы», основанной на повести О’Генри «Короли и капуста», это произведение тоже не было поставлено.

Портрет Великого князя

Великий князь Гавриил Константинович

Одна из картин на стене кабинета Бориса Николаевича особенно меня заинтересовала. Это был портрет военного, аристократа, похоже, из рода Романовых, во всяком случае тип лица очень знакомый.

– Это ученик моего отца – Гавриил Константинович Романов, правнук Николая Первого, – откликнулся Борис Николаевич. – Он принадлежал к Императорской семье, правда, Великим князем стал уже в эмиграции. Спасла его жена, балерина Антонина Нестеровская, которую он очень любил. После революции они с супругой какое-то время скрывались в квартире Горького, потом он тяжело заболел, оказался в больнице. Доктор Манухин, имевший выход на Ленина, попросил разрешить князю выехать из России. Тот, кажется, не возражал, но в Петрограде правил Зиновьев, мечтавший Гавриила Константиновича расстрелять. И тогда Антонина Нестеровская как-то смогла дотянуть больного мужа до Финской границы и вывезти из страны на санках.

– Откуда у вас этот портрет?

– Антонина Нестеровская полагала, что Гавриилу Константиновичу следует получить профессию, закончить лицей. Но для этого нужно было подготовить его к экзаменам. Министр двора Фредерикс обратился в Училище правоведения с просьбой прислать репетитора, и совет профессоров решил рекомендовать Мензенкампфа. Кстати, Нестеровская занималась вместе с ним, весьма помогая. У неё были прекрасная память и хороший ум. В результате князь через три месяца смог сдать экзамены и в благодарность подарил моему отцу свой портрет, написанный учеником Репина – модным художником Николаем Петровичем Богдановым-Бельским. Он изобразил князя в форме флигель-адъютанта с погонами, аксельбантами – всё как положено. Но, как видите, всего этого на картине нет.

Дело в том, что 32-м или 33-м году отец попросил маму уничтожить портрет. Он опасался, что кто-то может донести

Эта осторожность оказалась не лишней

Не знаю, что могло произойти, если бы на картину обратили внимание при обыске

Так вот, мама разломала раму, сунув её в печь, но бросить туда лицо человека, пусть это изображение, оказалось выше её сил. Она вырезала голову вместе с частью погона и спрятала портрет в книге. У отца была, как я уже сказал, большая библиотека, в которой чекисты поленились особо рыться во время обыска.

Так была спасена эта картина. Кстати, Богданов вслед за нею написал и портрет отца, который хранился у моего брата. Перед войной Латвия, где жил Николай Петрович, оказалась в составе СССР. Услышав фамилию Богданова от одного прокурора, узнав, что он жив, я отправился его навестить, чтобы расспросить об отце. Пока не началась война, мы переписывались. Лишь позже узнал, что художник умер во время бомбежки в Берлине, он лежал там в какой-то клинике после операции. Это случилось незадолго до Победы. Великий князь Гавриил Константинович скончался десять лет спустя в Париже.

Композитор

«В ТЮЗе я познакомилась с композитором Николаем Михайловичем Стрельниковым. Он написал ряд музыкальных номеров для нового «Цирка» 42 и мы совместно обсуждали план музыкального сопровождения к «Петушку» В ней было столько свежести, подлинной русской сказочности. Стрельников использовал народные песенки, как, например, «Трень, трень мои гусельки, Золотые мои струночки. », которые напевал Л. Ф. Макарьев, читавший роль деда; создал характеристики героев пьесы, Кота, Петуха и Лисы, дал в увертюре полную поэзии красочную картину восхода солнца» 43 .

В воспоминаниях Шапориной есть и характеристика личных качеств Стрельникова:

«Николай Михайлович, человек большой и глубокой культуры, разносторонней образованности, был воплощением порядочности и благородства. Он был очень умен. Его остроумие было неиссякаемо. Добрые отношения с ним сохранились у меня на всю жизнь» 44 .

Музыка Стрельникова звучала не только в стенах ТЮЗа, но и в других театрах Ленинграда. Так, 8 мая 1926 г. в Александринском театре состоялась премьера спектакля «Пушкин и Дантес» по пьесе В. В. Каменского, а в репертуаре Большого драматического театра (БДТ) было множество спектаклей с музыкой Стрельникова. Среди них «Девственный лес» (пьеса Э. Толлера. Премьера 16 ноября 1924 г.), «Заговор императрицы» (А. Н. Толстого и П. Е. Щеголева, музыка Н. М. Стрельникова и Ю. А. Шапорина – 12 марта 1925), «Продавцы славы» (М. Паньоля и П. Нивуа – 23 октября 1926 г.), «Настанет время» (Р. Роллана – 23 октября 1926 г.), «Джума Машид» (Г. С. Венецианова – 3 марта 1928 г.) и др. 45

И все же, работая в разных жанрах, Стрельников отдавал предпочтение музыкальному театру. Среди написанных им произведений есть не только оперетты, но и оперы, в которых ведущим элементом синкретического представления является именно музыка, участвующая в создании ярких образов и придающая сценическому действию особую динамику.

Одним из двух сочинений в этом жанре 46 была опера «Беглец» по повести Л. Н. Толстого «За что?». Она написана в 1932 г. Авторами либретто были сам Н. М. Стрельников и драматург П. А. Перелешин (1898–1936). В том же году был подготовлен к изданию клавир оперы 47 .

Премьера спектакля состоялась 26 мая 1933 г. в Государственном театре оперы и балета в Ленинграде.

В течение месяца опера шла с успехом, но уже в мае появились первые критические статьи, которые, в конечном счете, решили ее судьбу. В них Стрельникова обвинили в том, что он не преодолел влияния буржуазных оперных композиторов конца XIX и начала XX столетий и в том, что на первый план им выведены лирические взаимоотношения героев, а не революционная сущность произведения. Причем музыкальное содержание оперы, первоначально воспринятое критикой благосклонно («. его оркестр выразителен, хоры полнозвучны, его вокальные партии мелодичны. » 48 ), впоследствии подверглось резкой критике. Достоинства музыки, признанные, в частности, В. М. Богдановым-Березовским, не помешали ему обвинить Стрельникова в «покорном, безвольном следовании канонизированным образцам буржуазной мелодраматической оперы “веристского” типа. » 49 , а сама опера, по его словам, стала «больше неудачей композитора, чем неудачей театра» 50 . Главной же причиной появления критических высказываний стала не музыка, а отражение на сцене исторического периода, связанного с подавлением польского восстания 1831 г., а также тот факт, что главным героем оперы явился польский шляхтич, сосланный на Урал. После посещения спектакля наркомом просвещения А. С. Бубновым опера была снята с репертуара и постепенно забыта. О ней упомянули, причем в положительном ключе, лишь в 1938 г. 51 , судя по всему, уже после ареста и расстрела Бубнова.

Учителя

«Сергей Васильевич был дружен с моим отцом <…>, приезжая в Петербург, постоянно бывал в его доме, решительно поддерживал его ранние композиторские опыты, что было существенно, когда решался вопрос, быть ли ему юристом или избрать музыкально-композиторское поприще».

проф. Романовскийв начале 900-х годовзанимался игрою на фортепиано под руководством знаменитой А. Н. Есиповой

В этой паре музыкантов профессором Санкт-Петербургской консерватории была Анна Николаевна Есипова (1851–1914), а Гавриил Иванович Романовский (1873–1942), ее талантливый ученик, в то время еще учился в Консерватории. Он окончил ее в 1904 г. с большой серебряной медалью, а профессором стал лишь в 1920 г., но не Санкт-Петербургской, а Воронежской консерватории.

Своим учителем «в области теоретических занятий» Стрельников называет «Морица Келлера, дирижера оркестра Александринского театра». Судя по всему, составляя свою Автобиографию, по прошествии многих лет Николай Михайлович не совсем точно помнил имя своего наставника. Капельмейстером Александринского и Михайловского театров был в то время Мориц Федорович Кёлер (Köhler) (1855–?), который помимо работы в театрах преподавал «оркестровую игру» в Императорском училище правоведения. Кёлер был не только дирижером и преподавателем, но и композитором, написавшим ряд оркестровых и камерно-инструментальных сочинений, поэтому мог дать воспитаннику Училища, с которым он занимался музыкой, сведения и из этой области.

Более целенаправленные занятия композицией Стрельников начинает после окончания Училища в 1909 г. Его педагогами в это время были, по его собственным словам, «проф<ессор> Степанов и проф<ессор> Лен<инградской> консерватории А. Н. Житомирский».

Имени профессора Степанова Николай Михайлович не называет, поэтому установить, о ком идет речь, достаточно сложно. Что же касается композитора и педагога Александра Mатвеевича Житомирского (1881–1937), то он хорошо известен музыкантам. Правда в то время, о котором пишет Стрельников, Житомирский еще не был профессором. Будучи на год моложе своего ученика, он только начал преподавать в консерватории, которую закончил в 1910 г. Профессором же Александр Матвеевич стал лишь 9 лет спустя – в 1919 г.

«ряд произведений камерного стиля: трио для ф<орте>п<ьяно>, скрипки, альта струнного квартета, исполненных впоследствии квартетом Глазунова, ряд сочинений для скрипки, исполненных в последующие годы в Лондоне и Манчестере».

Nikolai Strelnikov

Стрельников — советский композитор старшего поколения, творчески сформировавшийся в первые годы Советской власти. В своем творчестве он уделял много внимания жанру оперетты, создал пять произведений, продолжающих традиции Легара и Кальмана.

Николай Михайлович Стрельников
(настоящая фамилия — Мезенкампф) родился 2 (14) мая 1888 года в Петербурге. Как и многие музыканты того времени, получил юридическое образование, окончив в 1909 году Училище правоведения. Параллельно брал уроки фортепиано, теории музыки и композиции у крупных петербургских педагогов (Г. Романовского, М. Келлера, А. Житомирского).
После Великой Октябрьской революции Стрельников активно включился в работу по культурному строительству: служил в музыкальном отделе Наркомпроса, читал лекции в рабочих клубах, военных и морских частях, вел курс слушания музыки в Театральном техникуме, заведовал концертным отделом филармонии. С 1922 года композитор стал заведующим Ленинградским ТЮЗом, где им была написана музыка более чем к двадцати спектаклям.
В 1925 году руководство Ленинградского Малого оперного театра обратилось к Стрельникову с просьбой написать вставные музыкальные номера к одной из оперетт
Легара. Этот случайный эпизод сыграл в жизни композитора огромную роль: он заинтересовался опереттой и последующие годы почти полностью посвятил этому жанру. Им были созданы «Черный амулет» (1927), «Луна-парк» (1928), «Холопка» (1929), «Чайхана в горах» (1930), «Завтра утром» (1932), «Сердце поэта, или Беранже» (1934), «Президенты и бананы» (1939).
Стрельников умер в Ленинграде 12 апреля 1939 года. Среди его произведений, кроме указанных выше оперетт, — оперы «Беглец» и «Граф Нулин», Сюита для симфонического оркестра. Концерт для фортепиано с оркестром, Квартет, Трио для скрипки, альта и фортепиано, романсы на стихи Пушкина и Лермонтова, детские фортепианные пьесы и песни, музыка к большому числу драматических спектаклей и кинофильмов, а также книги о Серове, Бетховене, статьи и рецензии в журналах и газетах.
Л. Михеева, А. Орелович

Я рекомендую

Это интересно

Твитнуть

Яндекс.Директ

Божественная поэзия «Живое слово»Афоризмы и стихи о Боге, любви и смысле жизни. Группа в контакте. 0+vk.com

Молитва которая исполняет желанияПотрясающее открытие психологов: технология исполнения желаний. Подробнее:success-psychology.ru